— Нет. Не курю, — сказал он, поразмыслив.
— Не замерзли?
— Не-ет.
Мы помолчали.
— Они на трап лезут, — наконец выдавил он.
— Кто лезет?
Банов задумался.
— Наверное, воры...
Трап, как всегда при стоянке на якоре ночью, был приподнят, но что это для опытного человека? Я отпихнул Банова и бросился вниз.
Под площадкой трапа юлила лодка, новенькая, с мотором. Они уже чем-то зацепились за борт и прятались в тени. Что может быть нужно трем полуголым мужчинам с головами, закутанными куфией, глухой ночью под бортом чужого судна, в добрых пяти милях от берега, без фонаря? Об этом и Аллах не знает.
Я грозно объяснил молчаливым теням, что требую от них хаттрак. И что чем позже состоится наш следующий хаттрак, тем это меня больше устроит.
Они без звука гребнули несколько раз и исчезли. Но я чуял их присутствие. Они затарахтели бы моторчиком, если бы решили убраться восвояси.
Двери во внутренние помещения на судне были закрыты, заперты. Ценный манильский трос на корме боцман принайтовал так, что и за сутки не распутаешь, — не первый раз в этих краях был старик «Челюскинец». Однако было одно «но», и существенное: автомашины на палубе.
— Банов, вы молодец, — сказал я. — Только если вы видите, что некто цепляется за пароход, то и сами проявляйте инициативу. Например, заорите или погрозите чем-нибудь увесистым сверху. Можно скобой.
Банов вздохнул.
— Вы велели докладывать... Я доложил.
— Банов, вы молодец, что доложили. Но запомните: для морского вора подняться по отвесному борту — раз чихнуть. Закидывается кошка с тросом, и через пять секунд он на палубе. Именно через пять секунд — здесь нет преувеличения. Они ходят по отвесным бортам, как мухи по потолку, — без всякого напряжения... Что у нас в кузовах автомашин на корме?
Он, конечно, пожал плечами. Я, конечно, не дождался от него ответа.
— ЗИП к грузовикам. Каждый ящик — пять тысяч новыми деньгами. И гости на лодочке не убрались. Арабская мудрость гласит: «Если бедуин узнал вход в твой дом, сделай другую дверь». Они крутятся здесь. Бегайте взад-вперед и держите глаза двумя руками.
Бегать он органически не умел. Да это и невозможно было. Машины крепились к палубным рымам и между собой стальной проволокой, взятой «на закрутки». Концы проволоки торчали в самых неожиданных местах. Напороться на них можно было и при солнечном свете. Прибавьте к этой паутине деревянные распорки, талрепы и струбцины. А проходы между машинами — не шире плеч. Вот и бегай. Вот и уследи за судном.
Не только инструмент мог привлечь вора к ящикам с ЗИПом. Детали из цветного металла. Это сотни Нефертити и сфинксов, цепочек и полумесяцев, крокодилов и запонок.
Ближний Восток — вотчина ремесленников. Голь на выдумки хитра. Потому и научились люди отворачивать пяткой пробку мерительной трубки. Она бронзовая. Она пойдет в горн и превратится в чудесную Нефертити. Бутылки и банки из-под кабачковой икры переплавятся в египетские вазы, львов и пепельницы.
И наивные туристы, и мы, грешные, отдаем кровную валюту за сувенир и привозим нашим замирающим от радости подругам из далеких восточных стран собственные поллитровки и мерительные пробки, но уже неузнаваемые. Круговорот вещей в природе. Тайны Востока.
Я плюнул на арабские числительные, ходил с крыла на крыло, посматривал вокруг внимательно, думал о том, что земля пророка Ионы уже совсем рядом, древнейшая земля. Сколько поколений сменили здесь друг друга?
...Годы, люди и народы
Убегают навсегда,
Как текучая вода.
В гибком зеркале природы
Звезды — невод, рыбы — мы,
Боги — призраки из тьмы...
Это стихи Хлебникова. Недавно поэта поэтов перезахоронили, как у нас принято говорить. До чего же мы не умеем хоронить! И вроде дело не такое уж технически сложное. Космос освоили, а закопать человека прилично так и не научились...
Призраком из тьмы возник Банов. Он немного запыхался — значит, инструктаж помог. Глагол и наглядная агитация прожгли его сердце. И это меня порадовало — человек начинает шевелиться, бегать по трапам. Вероятно, такую радость и удивление испытывает молодая мать, впервые увидавшая, как пошел ее сын.
— На ночную вахту берите фонарик, — сказал я доброжелательно. — С фонариком труднее выколоть себе глаза на судне.
— Фонарик боцман не дает, — сказал Банов задумчиво.
— Я вам куплю. Здесь они дешевые.
— Он и ватник... не дает.
— Ну, ватник здесь и не положен.
— Он там ходит, — сказал Банов.
— Чего ему не спится? — безмятежно спросил я.
— На корме ходит...
Было совершенно непонятно, зачем боцман ночью ходит на корме.
— Семеныч ходит?
— Не-ет, — протянул Банов и вздохнул.
Не знаю другого человека в мире, способного так длинно произносить такое короткое слово.
— А кто?
— Вор.
Я вышиб лбом рубочную дверь, а из лба искры и наярил в корму. Я перепрыгивал бензовозы и проскальзывал в игольные ушки, как безумный верблюд.
Вырезать из сиденья автомашины кусок кожи, отвинтить зеркало заднего обзора, спустить за борт ящик с ЗИПом... — на все это надо несколько минут. И — груз не принимают, списки дефектов и рекламаций, ведомственные расследования, объяснительные записки...
Вот он — настоящий призрак из тьмы. Заметил меня и метнулся за надстройку румпельного отделения, на левый борт, а я бегу по правому и на левый смогу попасть, только обогнув вслед за призраком румпельное. Пока огибаю, его «бронзовое, мускулистое тело» уже полетит вниз «в бархатные, средиземноморские волны»... Нет! Вот он мечется...